Житель блокадного Ленинграда, ветеран войны, труженик тыла, ветеран блокадного движения, почетный член Общества «Жители блокадного Ленинграда» г. Нижнего Новгорода
Комарова Зоя Матвеевна родилась 13 февраля 1927 г.
В 1941 году окончила 7-й класс 133-й школы Красногвардейского района Ленинграда. Детей, в семье было 4 – три сестры и брат.
В феврале 1941 года ей исполнилось 14 лет. 22 июня началась война.
«В Ленинграде брат был направлен на работу на завод, где он делал ящики для снарядов. Получал хлеб по карточке, больше никакой еды не было.
Папа пошел в военкомат в первый день войны, и был направлен в войска ПВО. Его часть располагалась в нашей школе. Они тушили пожары, спасали людей при бомбежках, хоронили умерших.
Мамино ателье с первых дней войны перевели на военный заказ – надо было в буквальном смысле «одевать» армию.
Мама и брат работали по 12 часов.
8 сентября 1941 года началась блокада. Каждый день были страшные обстрелы города с воздуха. Сгорели Бадаевские склады, уменьшились нормы выдачи хлеба по карточкам. В блокадном Ленинграде перестал ходить транспорт, и мама должна была на работу и с работы ходить пешком. Жили мы в Красногвардейском районе, за Охтой, а ателье размещалось ближе к центру.
В ноябре 1941 года мама и брат совсем обессилели и не выходили из дома. Я ухаживала за ними, как могла. Добывала дрова, воду, стояла в очередях за хлебом, других продуктов не давали.
За хлебом уходила рано. Свои блокадные 125 граммов я растягивала на сколько могла и запивала их кипятком, к счастью, у нас был самовар.
За водой я ходила на другую улицу и брала воду из ручья, выстояв в длинной очереди. Однажды около дома мои санки, к которым я привязывала бидон с водой, перевернулись, мне пришлось возвращаться и снова стоять в этой скорбной очереди. Было такое отчаяние – ведь мороз достигал 30-40 градусов. Люди умирали практически на ходу. На улице или в магазине изможденный человек вдруг садился или падал, и все знали – больше он не поднимется. И помочь ему никто не мог – слишком обессилевшие были люди. Особенно много людей стало умирать с декабря 1941 года. Захоронение умерших в блокаду – это был неимоверно тяжелый и страшный труд. Папа рассказывал, что тела умерших привозили в кузовах грузовых машин и грудами сбрасывали рядом с кладбищами.
Зима была очень суровой. Мороз был 30-40 градусов. В одной из комнат в нашей квартире во время обстрела взрывной волной вышибло оконную раму вместе со стеклами. Вставить новое окно было нельзя. Папе удалось найти кусок фанеры и забить огромный проем, но все равно оставались щели. В квартире было холодно, как на улице. Ни пальто, ни валенки я не снимала 5 месяцев.
В январе 1942 года Лёне (так мы звали Алексея) исполнилось 18 лет. Он должен был идти в военкомат. Лёня смог встать, одеться, выйти на улицу, но вернулся со словами: «Я не дойду…». Больше он уже не вставал. Он долго лежал, у него была цинга, ноги распухли так, что большие бабушкины валенки уже нельзя было снять, лицо было отекшее, а сам – тростинка.
7 марта 1942 года Лёня умер.
После смерти Лёни я встретила старшую сестру моей подруги, которая сказала, что может помочь мне выехать из Ленинграда – оформит эвакуационный лист. В этот же день домой навестить нас пришёл папа. Я рассказала ему об этом. И он ответил: «Конечно, поезжай. Ты будешь жить! О нас не беспокойся». Еще он сказал: «Мы победим!», и перекрестил меня. Я никогда не видела отца молящимся, поэтому это так потрясло и тронуло меня до глубины души.
Больше я его уже не увидела. Вскоре папа ушел на фронт, был несколько раз ранен и 16 февраля 1943 года погиб в Синявинских болотах под Ленинградом. Похоронен он в братской могиле на кладбище «Братислава» в Колпино. Там в Книге Почета есть его имя.
2 апреля 1942 года я эвакуировалась из Ленинграда по Дороге жизни. Мама осталась в блокадном Ленинграде одна».
О дальнейшей судьбе Зои Матвеевны можно узнать из её воспоминаний, которые опубликованы в сборнике